Глеб Сахрай (PRT Edelman Affiliate, «Измени сознание»): Рынок живет ожиданиями — если до выхода из кризиса полтора года, нам станет легче уже в конце этого
Карантин, кажется, подходит к концу, а вопросов, какими будем мы, рынок и мир, меньше не становится. В интервью Максиму Самойленко Глеб Сахрай, General Manager PRT Edelman Affiliate, рассказал, когда и почему индустрия выйдет из кризиса, с чего начинается его рабочий день и как бороться с самоизоляцией головного мозга юных сотрудников.
Расскажи, как ты пережил карантин?
У большой структуры PRT все неплохо, у «Измени сознание» — хуже. Но появились проблески надежды, хотя мы ее и не теряли. У нас есть планы и идеи, мы не расформировывали команду, и теперь, наверное, есть повод быть скорее довольным.
В какой момент ты понял, что что-то идет не так?
В самом начале года были моменты, когда я начал это понимать. Какой-то запах проблем появился сразу. Потом ударил полноценный кризис: я проснулся в субботу — нефть обрушилась, доллар резко подскочил, маячила история с ковидом.
Когда пришел сам Covid-19 и началась самоизоляция, у меня не было никакой паники. Потому что это шторм, в котором оказываются все — а если все, то это и хорошо, и плохо: все в равных условиях. Я пережил уже порядка двух-трех кризисов и усвоил, что кризис для всех совершенно не значит кризис для нас. И когда 15 лет управляешь компанией, то видишь матрицу и можешь представить объективную картину и предчувствовать будущее. У меня было предчувствие, что наши внутренние кризисы, не связанные с внешними, гораздо страшнее, чем угрозы, маячащие над всеми. Во втором случае мы, как правило, зачищаем свои собственные хвосты, образовавшиеся до этого — сейчас мы этим и занимаемся с той или иной степенью успеха. У нас не бывает драматичных падений. Посмотрим, что будет сейчас.
Но я не склонен разделять оптимизм по поводу выхода из изоляции. На самом деле мы вышли в не очень хорошую реальность. Дальше мы увидим более точные прогнозы по экономике, рекламному и коммуникационному рынку, и я не думаю, что цифры будут хорошими. Вместе с тем понять, какие они, мы не можем, пока нет четкой аналитики и понимания, будет ли вторая волна. Будем надеяться, что большинство сегментов рекламного рынка потеряют в районе 8-15%. Отдельные, конечно, упадут и на 30%, что-то просто затормозится. Диджитал в целом просядет незначительно — на 5-10%. Пока консенсус-прогноз такой. Он не учитывает вероятности второго локдауна и опирается на более-менее средние нефтяные цены и в общем на то, что сейчас мы начнем оздоравливаться и выходить из плохой ситуации. Я надеюсь, что так оно и будет.
Извини, но, по-моему, по цифрам за первый квартал как раз был рост.
Я не оперирую цифрами за первый квартал, потому что это никому не интересно. Первый квартал уже прошел, и всем интересно, что будет по итогам года. Думаю, все уже подвели предварительную аналитику даже первого полугодия и знают все про себя и свой сегмент. А вот что будет с третьим и четвертым кварталами, до конца не ясно. От этого уже и зависят результаты года.
То есть особого оптимизма ты не испытываешь?
Я испытываю здоровый оптимизм: падение было сильным, дай бог, чтобы не было каких-то еще ухудшающих ситуацию факторов в этом году, уже и так много всего случилось. Цены на нефть упали, локдаун оказался более сильным, чем ожидалось. Когда мы уходили на изоляцию в середине марта, то думали, что это на пару недель, и в начале апреля мы вернемся и будем жить по-прежнему. Вот до сих пор и возвращаемся.
Как происходил уход команды на изоляцию? Как отреагировали твои ребята?
На самом деле кто как. Понятно, что компания работает в довольно инновационном секторе, и у нас много команд, которые и так работали с большим количеством фрилансеров, то есть культура нам знакома. Есть бэк-офис, по поводу которого все волновались и который волновался сам, но все прошло достаточно безболезненно. К счастью, в России есть такие быстро реагирующие компании, как «Яндекс», которые первые начали уходить на самоизоляцию. Остальные успели примерить на себя, как это, и понять, что это случится со всеми. У нас была примерно неделя на то, чтобы переключить процессы. Этого в принципе достаточно. В PRT работает сто человек, не десять тысяч, поэтому это не было болезненной историей.
Какие у вас планы дальше с точки зрения выхода в офис?
Я каждую неделю общаюсь на планерке с нашими директорами и периодически с их сотрудниками — директорами проектных команд. Есть проблема, что молодые сотрудники часто страдают синдромом, который я называю самоизоляцией головного мозга, когда человек в силу возраста или опыта не обладает структурой и дисциплиной, позволяющими сегодня работать в офисе, завтра — дома, но при этом сохранять такую же эффективность и интенсивность. И на этих молодых сотрудниках, как правило, лежит довольно большой объем операций. Мы переживаем прежде всего за них — за их эффективность и настроение, драйв и умение входить в поток. Поэтому мы не стали поступать как совсем инновационные компании, которые продлили самоизоляцию до конца года. С этой недели мы разрешили выводить людей в офис на добровольных началах. Мы поставили квоты, что в офисе могут находиться не более 25 человек из 100. Будем смотреть и анализировать этот переходный период.
Мы пробуем идти таким путем, что из этого получится, не знаю. Это как в том анекдоте: женщина приходит к гадалке и говорит: «Слушай, гадалка, мне муж изменяет, что делать?» — «Ну потолки сушеную кожу жабы, смешай с селитрой и все это развей за крыльцом, подожди». — «А что, поможет?» — «Ну не повредит». Я думаю, что такой добровольный формат как раз не повредит.
Когда ты сам пойдешь в офис?
Я иногда хожу в офис, на следующей неделе тоже приду. Но в силу того, что формат добровольный, самые важные встречи я по-прежнему делаю в Zoom, чтобы не челленджить людей.
Из этого следует более глобальный вопрос. Последние полтора-два месяца много говорят о том, что IT-отрасль очень эффективно работает на удаленке. И вот на одной Zoom-вечеринке моя подруга сказала, что это все до момента, пока карантин и ограничения не отменили. Потому что легко быть эффективным и сконцентрированным, когда ты не можешь никуда пойти даже при желании. А как только возможность появится, все изменится. Что ты думаешь об этом? Это макротренд или ситуативная история?
Я к этому отношусь трезво. Все новое я пытаюсь измерить чистой экономикой. С точки зрения чистой экономической теории, удаленка однозначно эффективнее, потому что у людей высвобождается время для отдыха и работы. Помимо времени у них есть дополнительная свобода выбирать, сколько дней работать из дома, а сколько из офиса.
Работать из дома, наконец, дешевле. Каждый заметил по себе, и все видели аналитику, что люди тратят меньше денег. Потому что не надо тратиться на дорогу, можно приготовить себе еду самостоятельно. Сейчас, в ситуации кризиса, все, что ведет к личной и какой угодно экономии, хорошо. Это улучшает настроение людей.
Я за то, чтобы сохранить какие-то важные завоевания самоизоляции, чтобы восторжествовала гибридная схема.
Минус самоизоляции не в том, что сейчас станет жарко, и все вместо того, чтобы работать, побегут есть мороженое и пить холодный Совиньон. Нет, проблема не в этом. Проблема в эффективной коммуникации. Человек — существо социальное. И самая эффективная коммуникация по-прежнему face-to-face. По крайней мере так принято. Безусловно, мы с радостью узнали, что половину дел можно перекинуть в Zoom. При приеме на работу первые четыре собеседования можно провести по видеосвязи, ознакомительную встречу с клиентом тоже. Это экономия времени, бензина, передвижения — всего на свете.
Есть психологические штуки против самоизоляции, но экономика сильнее, значит, мы получим сильный гибридный формат, когда человек будет два дня в неделю работать из офиса, три дня из дома. Будут еще какие-то варианты — если не из дома, то из кафе под домом, из парка, из туалета, откуда угодно. Это прекрасно — больше свободы.
В PRT вы рассматриваете такую возможность?
Для себя я ее не рассматриваю, она просто состоится — вопрос, чем это будет регулироваться. У нас работают люди разных специальностей, есть проектные подразделения, которые подчиняются своим клиентам, и они могут ориентироваться на клиентов, на выполнение простых понятных KPI, прежде всего финансовых. Есть креаторы, есть бэк-офис. Поэтому мы решили пойти добровольным путем, проанализировать те данные, которые накопим за неделю-две такого добровольного формата, и, надеюсь, сможем определить регламент.
В этом ключе много говорят, что рынок труда изменится, потому что в новой реальности не будет никаких проблем нанять человека из Краснодара на ту же должность.
Рынок труда однозначно изменится. Но есть и хорошие новости — ты из Москвы сможешь работать на нью-йоркский рынок, а кто-то из Прокопьевска — на московский. Это все на пользу экономике.
Все нововведения нужно брать и рассматривать с позиций экономической теории. С точки зрения экономики, которая должна быть экономной, это правильно или нет? Если это правильно, то так и будет, импульс положен. Это такая универсальная точка тяготения всего. Безусловно, есть разные векторы, но если нет серьезного административного и законодательного препятствия, то вектор экономной экономики всегда сильней.
У людей стало много свободного времени. Чем ты занимаешь его?
Я не считаю, что времени стало радикально больше. Если человек потерял работу, то да, а если он перестал работать в офисе, но выполняет те же KPI, то времени у него стало больше на час или на два. Тем более учитывая, что в дороге люди научились занимать свое время, не тупить, а читать, смотреть сериалы. Опять же, сидя на изоляции, ты гуляешь, делаешь что-то еще. В общем, я не заметил, что времени стало зверски больше.
А как изменилось твое медиапотребление?
Глобально оно не изменилось, я стал чаще заходить на бизнес-сайты, потому что наша реальность сильно зависит от прогноза заболеваемости, мы все в половину одиннадцатого утра смотрим цифры по России и по Москве. И я уверен, что это делают все. Больше, наверное, не изменилось ничего.
Расскажи про ваши планы. Что будет делать «Измени сознание» в этом году?
С одной стороны, мы не хотим пропускать, для нас это юбилейный год, 15-я конференция. С другой стороны, мы понимаем, что многие компании урезали бюджет. Поэтому мы возьмем направление и максимально его удешевим, как мы всегда делали в кризисы. У нас нет задачи разорить индустрию — мы хотим помочь ей развиваться. Это будет антикризисное направление, урезанное количество делегатов, многие нас, кстати, об этом просили так или иначе. Надеемся, что это будет сентябрь и что в течение двух-трех недель мы вернемся с конкретным анонсом.
Есть еще какие-то интересные проекты?
В рамках PRT мы делаем интересные штуки. У нас есть несколько стартапов, один связан с барами, фестивалями и так далее — это история, которая сильно завязана на офлайне. Мы надеялись запустить ее тестовом режиме в Москве, а дальше пытаться завоевывать западные рынки, потому что за ней стоит красивое, элегантное решение на основе диджитал-платформы. Планировали громко стартануть в мае, теперь есть надежда, что запустимся в сентябре или даже в августе. Это хорошая история. Сложно не разочароваться в идее, но в этой мы ни разу не разочаровались за месяцы изоляции.
Плюс мы делаем интересную блогерскую платформу, не биржу ни в коем случае, которая позволит по новым моделям покупать-продавать размещение у блогеров. Ее надеемся запустить в сентябре.
Важно, что мы нашли в себе силы не бросать то, что запланировали делать в начале года. Мы не пошли по пути сокращения людей, когда изо всех утюгов кричали «Надо сокращать, надо уменьшать». Безусловно, надо искать новые точки эффективности, что-то замораживать, но если ты чувствуешь, что есть инструменты, люди и механизмы, которые позволяют что-то быстро перератировать, то лучше идти по этому пути.
Та фаза, когда все совсем парализовано, бюджеты замораживаются, тендеры очень сильно тормозятся, с высокой вероятностью проходит, мы приходим к обычному экономическому кризису, с понятной, если ничего не случится, точкой выхода через полтора года. Это значит, что для рынка она наступит раньше. Рынок живет ожиданиями: все идет хорошо, значит, ситуация станет гораздо позитивнее в конце года.
Для рынка кризис закончится раньше, он может закончиться через полгода, семь месяцев, в конце года — начале следующего.
Если будет виден сильный тренд на рост, все, кризис по факту закончился.
Карантин закончился, можно выходить. Чем ты займешься?
Я бы тебе процитировал героя Бондарчука из «Девятой роты», который на вопрос «Что ты будешь делать, когда война закончится?» говорит: «Водку пить буду». «А потом?» — «Водку пить буду». — «А потом что будешь делать?» — «Рожу умою и заново жить начну». Но за время карантина я выпил в общей сложности пять бутылок белого вина, я очень мало пью (тем более одному, без хорошей компании, совершенно не хочется), так что пить не буду. Но есть личные планы. Весь карантин я был у руля и не давал себе расслабляться, не ездил по дачам. Так что чуть-чуть отдохну, а потом меня встретят вот эти новые проекты. Вот тебе и работа, и хобби. Вопросов нет чем заняться.