Самат Галимов (ex-Meduza и Pure) про плохие подкасты, работу CTO и этику в технологиях
Самат Галимов — технический директор со стажем. Он работал CTO в Bookmate, «Медузе», рекомендательном сервисе по видеоиграм RAWG и дейтинг-приложении Pure. Кроме этого Самат ведет Telegram-канал «Запуск завтра» и одноименный подкаст. Мы поговорили с Саматом о том, что входит в обязанности технического директора, как медиа найти общий язык с программистами, почему на рынке не хватает качественных подкастов для разработчиков и как развитие технологий ставит нас перед выбором — безопасность или свобода.
На сайте студии подкастов «Либо/Либо» твое био начинается так: «Самат Галимов — человек, который решает проблемы». Это жизненное кредо или суть работы технического директора?
Мне кажется, это суть работы технического директора.
Чем вообще занимается технический директор?
Это компьютерщик. Он отвечает за технологии: разработку и поддержку, за отсутствие разработки, когда она бессмысленна, найм программистов, их развитие, увольнение, технический бюджет.
А что касается разработки продуктов — должен ли он этим заниматься?
Все зависит от размера компании. Технический директор — это должность, которая во всех компаниях выглядит по-разному. Обычно я — связующее звено в разработке между программистами, дизайнерами и продактом. Я, конечно, больше на стороне программистов, но все равно общаюсь и с дизайнерами, и с продактом.
То есть в разработке продуктов ты тоже участвовал?
Да, конечно. Суть моей работы была в том, чтобы понять, чего хочет бизнес, и помочь сделать то, что нужно, минимальными средствами максимально быстро.
Прочитала у тебя в фейсбуке, что одна из важных задач технического директора — повышение bus-factor. Удалось ли тебе справиться с этой задачей на последних местах работы?
Bus-factor — это мера сосредоточения информации среди отдельных членов проекта. Bus-factor показывает количество членов команды, после «попадания которых под автобус» (выбывания из проекта) работа не сможет продолжаться.
Нет, bus-factor был довольно низкий. Но мы делали шаги, чтобы в случае внезапного увольнения сотрудника не остаться без штанов.
У меня всегда были довольно маленькие команды, а bus-factor в такой ситуации по определению низкий. Мало людей — много уникального знания. В этом случае важно не абсолютное значение, а скорее то, понимаешь ли ты, что происходит, сознательный это выбор или тебя ждут грабли, о которых ты не подозреваешь.
Имеет ли смысл нанимать еще одного человека, просто чтобы повысить bus-factor? Обычно нет. Но при этом важно отдавать себе отчет, что есть риск, готовить бэкапы, писать документацию.
Ты три года был CTO «Медузы». С какими вызовами, характерными для медиа, ты столкнулся?
Первый момент — у нас было два трека разработки: один про продукт, а второй про спецпроекты. Например, игры, за которые многие ценят «Медузу». Многие компании пытаются закрывать оба направления руками одного разработчика. Это плохая идея, потому что одно дело — разрабатывать основной продукт, а другое — одноразовые игрули. Попытка повесить все на одного программиста чревата. Многие этого не понимают, на это стоит обратить внимание.
Второй момент — отношение к разработке как к чувакам из подвала, с которыми не особо считаются и которых не особо слушают. Этого, к счастью, не было в «Медузе», но я вижу это во многих медиа. Есть мнение, что разработчики не умеют разговаривать на человеческом языке. Это отчасти правда, но таких специалистов надо увольнять и нанимать тех, кто умеет общаться, или нанимать кого-то, кто будет говорить на их «птичьем» языке и переводить вам на человеческий. Но лучше обойтись без посредников и просто найти нормальных разработчиков.
Программисты тоже бывают нормальными людьми. И с ними надо разговаривать: часто они могут подсказать более простое и выгодное решение. Но даже если они просто выполняют задачу, лучше, чтобы они понимали, что делают и какова цель происходящего, а не просто перекладывали кирпичи. К счастью, в «Медузе» это было, и это видно по результату. Когда ты нормально объясняешь программистам, чего от них хочешь, результат получается гораздо лучше, чем когда они рабы, которых погоняют палками.
В этом и есть уникальный формат взаимодействия редакции и разработки в «Медузе»?
Наверное. Сейчас, мне кажется, эта культура распространяется все больше. Я довольно много консультирую медиа, пытаюсь прививать культуру общения с программистами и вижу, что есть сильные подвижки.
Журналисты и медиауправленцы начинают видеть, что бывают программисты — нормальные люди, пытаются наладить диалог.
Перед Новым годом мы брали интервью у Александра Амзина, бывшего издателя The Bell. И он сказал, что сейчас сложные технические вещи вроде игр может делать только «Медуза» и, возможно, еще пара медиа. Почему так?
В «Медузе» уже настроена машина, которая умеет это делать. Но вообще любое медиа может себе позволить такие вещи, это не так дорого. Да, это стоит денег, и, если проблема найти 10 тыс. руб., будет сложно настроить разработку игр. Но речь не о сотнях тысяч рублей и тем более не о миллионах. Надо просто задаться целью и найти человека, который сможет построить этот процесс. Это не так сложно.
Хорошие дизайнер и программист — востребованные специалисты, так что на рынке они довольно дорогие. Секрет в том, что у медиа есть особое притяжение, которым нужно пользоваться, найти человека, которому это интересно, и за счет этого получить огромный дисконт по деньгам. Еще один момент — кто-то должен придумать, как органично встроить игру на сайт и в приложения. Достаточно мотивированный программист может взять любую игру «Медузы», посмотреть, как она сделана, и сделать аналог. Особых секретов нет, все на поверхности.
Вкратце — мне кажется, никто особо и не старается.
Ты как-то сказал, что знакомства и общение — это самая интересная для тебя область приложения технологий. Почему?
Потому что глубокое, настоящее общение — это самое важное, что происходит в жизни.
С одной стороны, с помощью технологий можно помогать нам делать то, к чему мы уже привыкли. Но гораздо интереснее с их помощью менять поведение человека, помогать раскрыться глубже. Это интересно.
Вообще, я сейчас всерьез увлекся психотерапией, думаю этим профессионально заниматься, получить диплом и практиковать.
В подкасте про технологию распознавания лиц твой гость из сервиса Findface рассказывает, что один из популярных дейтинг-сервисов использует их технологию, чтобы найти пару исходя из визуальных предпочтений. Насколько это, на твой взгляд, этичная история?
Я не вижу в этом этической проблемы. Нормально, что мы выбираем себе спутников по лицу. Другое дело, мне не кажется, что то, что девушка похожа лицом на Анджелину Джоли, тебе как-то поможет. Вопрос в эффективности этого подхода.
Мне кажется, это такой гэг. Сомневаюсь, что кто-то всерьез выбирает партнера на основании того, что он на кого-то похож. Если такие люди есть, то тут проблемы точно не в алгоритме и не в продукте, а скорее в этих людях.
Какие прикольные фичи вы реализовали за время работы в Pure?
Важная часть того, чем мы занимались, — это борьба с шантажом и спамом. Во многих сервисах борьба со фродом — один из ключевых аспектов бизнеса, о котором многие просто не догадываются. В любом сервисе, где люди общаются, сразу появляются недобросовестные пользователи, которые пытаются выдать себя за красивую женщину, в то время как они толстый мужик в подвале, который хочет тебя развести на бабки. Плюс — фотографии, важно, чтобы ничего лишнего не вылезало в ленту.
Еще мы добавили возможность чатиться бесконечное время (раньше в Pure были только временные чаты). Но это опять-таки про безопасность, чтобы люди не уходили из Pure и были в безопасности и анонимности.
Помимо работы техническим директором ты еще ведешь подкаст про технологии «Запуск завтра». Подкасты — популярный формат у разработчиков?
Так же, как и во всех остальных областях: информация в статьях и книгах, но вот живые люди, эмоции — в подкастах. Я сейчас скажу, наверное, очень обидную штуку, но подкасты для разработчиков, к сожалению, довольно стремные, даже популярные. Я люблю, когда подкаст — это отредактированный качественный продукт, условно, статья «Медузы». В которой есть крутой автор и редактор, который из автора выжимает классный продукт.
К сожалению, большинство технологических подкастов — это скорее ЖЖ 90-х годов, когда автор просто растекается мыслью, и слушать это невозможно.
Автор может быть классным, идея у него может быть хорошая. Но нет, спасибо, сначала редактура, а потом я послушаю.
Понимаю, что продакшн с редактором довольно дорогой и сложный, но я, к счастью, имею возможность общаться с многими интересными людьми вживую. А если уж потреблять контент, то пускай он будет качественным.
Это вопрос взросления рынка, и рано или поздно появятся качественные технологические подкасты. На западе есть несколько нормальных. Просто интересные айтишные подкасты есть, а вот для программистов — они все на любителя. Много разговора, мало редактуры.
То есть дело в продакшене. Вашим подкастом занимается большая команда?
Наш подкаст делает студия «Либо-Либо» Лики Кремер и Кати Кронгауз. Мне кажется, в России самые крутые и профессиональные подкасты делают именно они.
Над каждым выпуском работают четыре человека. Это редактор Андрей Борзенко, продюссер Паша Бровков и звукорежиссер, который это все режет, ну и я с гостями. А еще есть дизайнер, есть те, кто занимается деньгами. Большая команда.
Но как минимум должен быть редактор и звукорежиссер, потому что редактор помогает с форматом и вопросами, а дальше они вместе со звукорежиссером сводят выпуск. Я не знаю, кстати, сколько в среднем времени уходит на сводку одного выпуска, но, думаю, немало. Это существенное вложение ресурсов. Чтобы ты понимала, один выпуск — это полтора часа записи, из которых получается полчаса подкаста.
Как устроена дистрибуция подкастов?
Посты, репосты всех, кто в этом принимает участие, обязательно прошу об этом гостей. Недавно нас фичерил Apple, мы какое-то время были наверху в их приложении. Ценен каждый лайк.
Пока вроде все. Насколько я знаю, мы не покупали рекламу. Хотя мне было бы интересно поэкспериментировать с Telegram-каналами: купить рекламу и посмотреть, что будет.
Какой выхлоп ждешь от подкастов?
Начнем с того, что мне просто очень нравится процесс. Я так понимаю, что «Либо-Либо» немного зарабатывает, но не думаю, что это большие деньги. И, конечно, мировая слава и известность, зачем все журналисты работают?
Вообще мне просто нравится и интересно — это как тексты писать, только по-другому.
В конце прошлого года один из подкастов был посвящен nginx и ситуации вокруг него. Недавно в The Bell написали, что дело так и не завершилось. На твой взгляд, почему эта история получила такой широкий резонанс? Ведь она могла просто остаться в узком кругу разработчиков.
Сысоев вообще-то создал компанию стоимостью полмиллиадра долларов, даже если не говорить сейчас о том, насколько важную программу он написал своими руками. Это вполне себе новостной повод. Это во-первых.
Во вторых, тусовка крутых IT-шников довольно узкая. Пока мучают и убивают незнакомых людей — это новости. Когда попадает в опасность знакомый — то это вдруг из новостей становится частью жизни.
Да, это виктимблейминг, но, когда сажают политиков, крупных бизнесменов или даже журналистов, я могу сказать: «Ты знал, куда шел». А Сысоев — абсолютно тихий человек, не говорит о политике. Он прямо такой программист-программист.
И то, что его начали преследовать, это, конечно, был шок и возмущение.
В-третьих, это очень неправильный сигнал. Я против того, чтобы оценивать в таких категориях происходящий беспредел, но все-таки. Сысоев сделал классную штуку, заработал кучу денег и не уехал в Женеву. Это редкий кейс. Почему он не уехал? Не знаю, я бы, наверное, уехал. А вот он не уехал, и после этого люди с автоматами пришли к нему домой. Кажется, что все нормальные люди после этого думают: «Окей, если заработаю много денег — сразу в Женеву». Отлично, этого хотели?
20 января появились новости, что Минэкономики предлагает «импортозаместить» GitHub? Как тебе такая инициатива?
Нормальная инициатива, в ключе всех остальных. (Смеется.)
На самом деле часть вещей, которые делает правительство, военные и ФСБ — довольно разумные. Устойчивость интернета — это полезная штука. Люди, которым мы платим деньги, чтобы они защищали нашу страну, должны это делать. А журналисты и политики, которые говорят, что это все вредительство, частенько не разбираются в предмете и хотят поднять хайп.
При этом большинство инициатив силовиков в области IT все-таки являются чистым вредительством, к сожалению. Я не читал конкретно это предложение Минэкономразвития, но доверия особого нет.
В министерстве опасаются, что из-за санкций и блокировок мы потеряем доступ к GitHub, поэтому предлагают сделать свой.
Правильно делают, я бы тоже так сделал на их месте. Не очень понимаю, зачем про это рассказывать. Можно просто сделать копию, технически там ничего особо не надо. Наверное, они хотят миллиард денег на этом попилить?
Пишут про 2,1 млрд руб.
Копия GitHub, наверное, не стоит 2,1 миллиарда, но стоит почитать внимательно, что там включено в контракт. Мы все любим красивые заголовки, но часто дьявол кроется в деталях.
Если взять последние проекты, которыми ты занимался, где были самые большие сложности с точки зрения кибербезопасности? И есть ли общие места, в которых все обычно проседают?
«Медуза» была высокорисковым проектом. Были случаи, когда, как мне кажется, нас ломало государство. Но это были не очень сильные и большие атаки, что радует.
Потому что если кто-то всерьез хочет взломать проект, и у него бесконечные деньги, то его не остановишь. Все, что можно сделать, — повысить стоимость проникновения.
Pure тоже был высокорисковым проектом: секс, тайны, деньги — это всех интересует.
Если говорить о том, что все забывают, то мне кажется, почти все недооценивают социальную инженерию. Это такой вид атаки, когда тебе присылают, например, email с текстом «Перейдите по ссылке, я ваш технический директор» или «Я генеральный директор, перейдите по ссылочке, или всех уволю». Ты переходишь, а там сайт, который выглядит как твой, но пароль утекает злоумышленнику. Могут звонить, присылать смс, писать с поддельных аккаунтов в мессенджерах. Вариантов много.
К социальной инженерии относятся все методы, эксплуатирующие не уязвимость в программах, а уязвимость в социальной модели.
Мы привыкли быть хорошими и доверять людям. Это правильно, но есть хакеры, которые этим успешно пользуются. Люди думают, что их взломают через какую-то суперсложную дыру в программе. Но нет, вам просто позвонят по телефону, представятся новым компьютерщиком и скажут секретарше, что нужно починить принтер, попросят какой-нибудь пароль, и она его даст. Это реальность, так проще и дешевле всего. Сложные уязвимости не нужны: достаточно просто прийти, представиться сантехником — и у тебя уже есть доступ в помещение.
Это очень интересная область. Как казаки-разбойники — чем свободнее ты мыслишь, тем тебе проще в нее играть. Чтобы защититься, нужно пытаться взломать самого себя. И от этого защищаться.
В каждом из твоих подкастов вы обсуждаете разные технологии. Какая из них впечатлила тебя больше всего?
Самым неожиданным был выпуск про погоду. Я думал, что это очень простая штука, а оказалось, там все на уровне черной магии. Но это вещь, в которой я меньше всего разбирался. Было интересно и про машинное обучение, потому что это тоже предмет, в котором я плохо разбираюсь. Самыми душевными подкастами оказались выпуски про хакеров и китайские приложения. Потому что про китайские приложения мы говорили с моим лучшим другом Максимом Балабиным, и это была первая запись, сделанная еще год назад, до запуска подкастов. А про хакеров — потому что мы с этими ребятами мы учились вместе в школе. Вспомнил, как мы вечерами сидели в компьютерном классе и играли в Quake и тоже пытались что-то взламывать.
Подкасты — очень эмоциональная штука. Перед тобой сидят живые люди, ты задаешь им интересные вопросы, они интересно рассказывают, затем кто-то другой делает тяжелую работу редактора — это кайф.
Какие технологии станут определяющими в новом десятилетии?
Машинное обучение, алгоритмические принятия решений, распознавание лиц. Из-за распознавания лиц мы потеряем анонимность. Сейчас, когда ты идешь по улице, ты в принципе свободен и можешь вести себя как хочешь, это вряд ли как-то отразится на твоей жизни (если не пытаться бить ментов). Но с развитием технологий распознавания лиц это все станет очень сильно связанным. Это очень страшно, хотя люди этого недооценивают. Есть множество вещей, которые общество считает неприемлемыми, потому что цель любого общества — сохранить статус-кво. Но при этом многое, что сейчас считается нормальным, когда-то таким не считалось. Например, право женщин голосовать или право черных ходить в тот же туалет, что и белые. Сегодня государства получили такой мощный инструмент, что им гораздо проще любое диссидентство уничтожить на корню на самых ранних этапах.
В краткосрочной перспективе использование технологии распознавания лиц — это хорошо, потому что она помогает бороться с преступностью, терроризмом. Но я уверен: нужно отдавать часть этой безопасности в обмен на большую креативность и свободу.
Вторая опасность — это алгоритмическое принятие решение. Конечно, прогресс и распространение этой технологии неминуемы, но мне не кажется это хорошей идеей. Может, я просто старею. Но у меня чувство, что ничем хорошим это не закончится. Я боюсь, что алгоритм будет принимать решение, давать кредит или нет; пускать моего ребенка в университет или не пускать, дружить ему с кем-то или не дружить. Представляешь, если будет специальное приложение говорящее, что с этим ребенком детям лучше не дружить. Классное приложение, уверен, оно быстро появится и будет пользоваться популярностью. А потом вдруг мой ребенок окажется в списке неблагонадежных детей, и с ним будут меньше дружить.
Этого я боюсь, и что-то мне подсказывает, что это случится. Когда сбила машина, пусть даже беспилотник, это нормально, это жизнь. А когда у тебя жизнь покорежилась из-за того, что компьютеру что-то не понравилось в твоем профиле — на такое я не подписывался.
И финальный вопрос: на «Хабре» есть публикация от 2016 года, где на вопрос «Опишите одним словом, как вы работаете» ты ответил «Со стыдом». Прошло 4 года, все по-прежнему?
Все изменилось. Теперь не со стыдом, с интересом. Я много чего повидал за эти 4 года, поработал с большим количеством разных людей, в разных ситуациях. Стал меньше стыдиться и меньше бояться. Так что теперь я работаю с интересом.
Почему тогда было со стыдом? Мне казалось, что я не очень хорошо работаю. У меня ушел синдром самозванца. Но я специально над этим работал — 2,5 года групповой психотерапии. Это точно было не зря. Сейчас мне особо стыдится нечего. Стало веселее и проще.
Вопросы: Дарья Калинская